На самом деле экзотика это уже для нынешних времен, а лет с тридцать назад такие колеса хоть уже в целом и уступили позиции резиновым, однако и какой-то исключительной редкостью еще не были.
У нас, например, до самого конца, пока в школе был на балансе как хозяйственная единица конь, а соответственно и все к нему «аксессуары», воз был именно такой — с деревянными колесами, обшитыми металлом.
Правда, в последние годы этим возом уже не пользовались (видимо, он была и неисправен), поскольку конь, хотя и считался по-прежнему школьным, был практически «приватизирован» его смотрителем, мужем директора школы. И если кому-то из учителей нужно было что-то тем конем перевезти, то брали и воз того смотрителя, которая была уже на резине.
Вообще же у нас на селе во времена моего детства лошадей, а соответственно и возов, почти не было. Частных лошадей в советское время держать не разрешали, а колхозная конюшня была в другой деревне, где сам я тогда почти не бывал. Там они где-то и паслись. А на моих глазах всегда были фактически только два животных — школьный конь и леснический. Отдельное лесничество впоследствии у нас, правда, на пару десятков лет было ликвидировали, но конь каким-то образом переоформился и продолжал украшать своим присутствием местные пейзажи.
Но тот конь был больше фоном, им пользовались другие люди. Наши же собственные потребности обеспечивал школьный конь, ныне почти легендарный Федя.
Федя на моей памяти был очень старой белой клячей. Не знаю, сколько ему было лет, но помню, что еще в 1983 году, как мы только в Юрковичи [Логойского района] приехали, он считался конем уже старым, которого давно пора «сдавать на базу».
Но после того еще лет как минимум с 12-13 прожил и даже проработал, хотя эффективность той работы чем дальше, тем все больше уменьшалось. Даже на не очень длинных бороздах и с не очень тяжелыми возами на небольшие расстояния он мог по несколько раз останавливаться отдохнуть, кашлял, сильно потел — короче, использовали его только ввиду отсутствия достойной альтернативы.
Впрочем, более-менее серьезная потребность в его услугах возникала только весной и осенью, как надо было распахать или запахать огороды и посадить и выкопать картошку. Остальное же время он отчасти просто пасся на лугу, в саду или каких-то оврагах, навязанный на металлическую цепь. Ну а зимой, конечно, стоял в сарае.
По характеру Федя был довольно суров, особенно не любил детей. Помню, отец когда-то решил надо мной подростком подшутить: конь пасся недалеко от нашего дома и отец сказал: «иди подойди к Феде». Я коня не боялся, так как обычно был при различных хозяйственных работах его поводырем: брался за уздечку и водил на рядах, чтобы не сбивался. Поэтому и тут смело подошел, взял за морду (он щипал траву) и попытался ее поднять вверх.
Федя сперва просто не давался и флегматично продолжал питаться, а после, когда я все же настаивал, вдруг развернулся, хватанул меня за бок, а после снова опустил морду и вернулся к своим делам.
Надо сказать, что было больно, и синяк впоследствии на том месте большой появился. И отец был озадачен, так как, шутя настолько специфически, был уверен, что у коня зубов нет и таких результатов не будет. А у Феди действительно с зубами дела были не айс, но вот чтобы у меня отбить охоту цепляться, его ограниченных ресурсов хватило. Впрочем, каких-то глобальных результатов это не имело: синяк вскоре рассосался, а страха перед лошадьми, слава богу, не появилось.
В настоящее же конное царство мне в те годы приходилось попадать на отцовской родине в Рубеле в Столинском районе. Вот уж где их было уйма, так это там — ходили целыми табунами. Тоже все были, конечно, колхозные до конца СССР, но
многие местные мужики стационарно с ними работали и имели постоянно за собой закрепленное животное. По их прозвищам этих лошадей и называли — вот этот Карасев, этот Пешков, этот Лысого и т.д. Как профессия этих людей называлась формально, по документам, не знаю, но в народе было для них обобщенное определение «ездовой».
По крайней мере летом этих лошадей ни в какую конюшню не сдавали, временный хозяин, приезжая с работы домой, коня распрягал и выпускал пастись на недалекий выгон («на болото»). Кто-то мог коня перед тем спутать, но некоторые выпускали и так. Как я понимаю, это от характера животного зависело — насколько оно было лично склонно пускаться в авантюры. В любом случае на цепь там их никто их не навязывал, ходили свободно.
Рубельские лошади «на болоте»
И вот таких вот лошадей вперемешку с коровами, гусями или свиньями ходило «по болоту» просто невероятное количество, были там представлены буквально все масти и оттенки. И молодые, и старые, и кобылы с жеребятами — были вообще все. Даже пару штук было каких-то пестрых, как коровы — это вообще как диво воспринималось, я таких нигде больше в те времена не видел. Все лошади были, конечно, в хорошей форме: таких, как наш Федя, видеть там не приходилось. А наблюдать их приходилось в разных обстоятельствах — в том числе как через реку плавали туда-сюда.
Еще с тех пор я усвоил способ, как лошадей можно при необходимости пугать и отгонять. Они сильно боятся обычной полиэтиленовой пленки. Если взять ее кусок в руку и помахать-пошелестеть — то лошади панически разбегаются в разные стороны. Такой же способ, кстати, безупречно работает и с гусями.
И если с лошадьми это в моем случае делалось чисто для развлечения — просто прикольно было наблюдать, как могучие животные от тебя малыша панически разбегаются на все стороны, то с гусями имело и практическое значение. Бывают такие злобные агрессивные гусаки, что на тебя идут вытянув шею и стараются щипнуть за ляжку. Но махнешь пленкой — и сразу от своего намерения отказываются. А вот коровам и свиньям это все по барабану: хоть целой простыней из полиэтилена махай — даже не почешутся. Против них нужны другие методы.
Читайте также:
«Удивительно, что и Вова тоже приспособился». Каким был историк Владимир Ляховский
